Седьмого апреля я оказалась на скамье подсудимых одного из киевских районных судов. Обвинили меня в том, что я сломала железобетонный забор, каждая плита которого весит больше тонны. Со мной вместе обвинены ещё двое - мои соседи, муж и жена. Так как разбирательство продолжается, и это заседание было только первым в череде последующих, я не буду уточнять обвинение для того, чтобы никто не заподозрил меня в том, что я намерена повлиять на суд. Подобная осторожность естественна, когда речь идёт о суде.
Опоздание судьи
Судья всегда опаздывает. Гости суда жмутся у стен, сидят на стульях, неслышно переговариваются, оказавшись, как между двух огней, сразу между несколькими казнями или манипуляциями, создающими впечатление казни; некоторых из посетителей охватывает такой трепет, что они даже перестают замечать кого-либо, включая судью. Гостей, покидающих здание суда, они провожают равнодушным взглядом, в котором остекленела зависть. Сам киевский суд устроен по тому же универсальному принципу, что и городские поликлиники. Та же затяжная очередь возле кабинетов, толкотня, бутерброды в сумках, родственники и неотличимые от родственников юристы, провожающие подсудимого, а он кажется больным, в кабинет судьи, которого нет, потому что он опаздывает. Разница в том, что всем разрешено присутствовать на приёме. Выздоровлением в данном случае может быть только мольеровское понимание взаимодействия с медициной, то есть побег, но летающий доктор обязательно попытается вернуть пациента на койку.
Есть ещё одно действующее лицо - помощник судьи. Помощник по своей натуре оппозиционер, у него своя природа, он напоминает случайного прохожего, постороннего. Пока судья задерживается, помощник инертно играет в посредничество. Если некоторое время рассматривать судью (т.к. судья опаздывает, можно рассматривать его отсутствие), а потом перевести взгляд на молодого помощника судьи, беспечного, в цветной рубашке, - перед тем, кто смотрит, перед обвиняемым в особенности, не остаётся другого выбора, кроме как очеловечить помощника. Он якобы слеплен из совсем другого теста. Блестящая цепочка на руке, нагловатая улыбка сообщают доверительно о том, что в помощнике сидит явный нарушитель, в совершенстве овладевший процедурой нарушения, негласной только на первый взгляд. Среди жалкой обстановки суда, чуть ли не гордо выставляющей на показ самую вопиющую нищету, помощник судьи смотрится особенно вальяжно и откормленно, даже либерально. Сам-то судья вынужден, как потёртую школьную форму, напяливать театральную синтетическую мантию. Одно это делает его человеком подневольным. Хоть судья и начальник, но мантия его ограничивает и практически низводит до статуса подсудимого. Уязвимость судьи заложена как раз в мантии.
Помощник судьи молод и телом и духом, но уже прекрасно освоил единственный цеховой танец украинского суда - танец развеселившихся лысин, предчувствующих тотальное раскошеливание. Трудно поверить, но такой помощник судьи может внушить человеку ужас, ввести его в летаргический сон или временное оцепенение, что встречается на каждом углу в суде.
Сухой речитатив
Организм суда устроен однообразно. Этот организм состоит из взаимопожирающих органов. Они пережевывают, проглатывают, после короткой паузы отрыгивают, жуют безо всякого усилия, потом снова глотают. Шея вздрагивает, а челюсти опять начинают перемалывать. Возможно, постоянный рост отходов судопроизводственного пищеварения приводит к тому, что суд у нас даже не пытаются содержать в чистоте. Наверное, я немного придумываю, вероятно, приукрашиваю, но в целом всё обстоит именно так. Среди пыльных и ржавых лопастей украинского суда попадаются и вполне современные, даже - позолоченные. Этими лопастями мне представляется новое поколение аккуратных юристов, молодых, полных сил и энтузиазма. С огромным энтузиазмом эта молодая кровь присоединяется к челюстным игрищам суда. Обычно они появляются в залах заседания, одаривая присутствующих атмосферой благополучной и устроенной жизни (а благополучие кое-чего стоит в суде). Это поколение юристов чудаковато смотрится в промзоне правосудия, не изменившейся с семидесятых годов прошлого века. Кроме того, некоторые традиции обделывания судебных дел, видимо, могут держаться веками. В результате нет такого зала, помещения, кабинета в суде, где анахронизм происходящего не был бы вопиющим. Посетители суда кажутся пришельцами из будущего, попавшими в поломанную машину времени, которая застряла между 70-ым и 1984. Вышеперечисленное приводит к тому, что даже самый простой и добропорядочный процесс доходит в способах своей репрезентации до очевидных крайностей, пересекая полюс реальности и увлекая за её пределы всех присутствующих.
Обычное судебное заседание начинается с монолога судьи, который зачитывает выученный на память свод законов одним духом, в темпе ускоренного проигрывания, позволяя разобрать лишь отдельные, вырванные из контекста слова. В этой сверхскоростной, свирепой декламации слышится давнее отвращение к вызубренному, ненависть к многократным повторениям и попытка уйти от содержания. Мне показалось, что судья может испытывать страх перед тем, что вынуждена произносить, перед последовательным применением буквы закона даже к такому существу, как я. Быть может, страх является естественной подоплёкой любого судебного заседания, и прежде всего он охватывает судью. Или же судья предлагает подсудимому церемонию с двойным дном. Хоть в это и трудно поверить, но невразумительное перечисление прав подсудимого может оказаться чем-то действенным, и как-то обернуться против судьи. Но соотношение сил, каким бы оно ни было, остаётся скрытым, и то, что решает судьбу процесса, явно имеет к самому процессу только отдалённое отношение.
Права подсудимого и порядок судебного заседания подаются монолитным непостижимым блоком, паузами и едва уловимыми знаками судья распределяет реплики. Сценарий предельно прост, суфлёры не нужны, даже самый непосвященный участник заседания кожей почувствует, когда нужно с готовностью повторить «Да, ваша честь». Первая встреча с судьёй ничего не решает, она просто служит взаимному сближению сторон, осмотру на местности. Судья бегло перелистывает дело, подсудимые по очереди встают и рассказывают о себе самое важное: год рождения и род занятий. Затем судья спрашивает, согласны ли присутствующие продолжить после перерыва, скажем, в месяц («Да, ваша честь»). Так и не начавшись, заседание обрывается.
В качестве иллюстрации использован рисунок Никиты Кадана, сделанный во время судебного заседания.
Юрист, я так понимаю, не приветствует, чтобы кто-то вмешивался в эти "естественные процессы".
Прогнил украинский суд сверху донизу. И защищает только интересы тех, кто платит и заказывает музыку. А такие типы как этот "юрист" надеются и дальше плясать на этой вечеринке. Только не долго осталось, гнилой законник, песни тебе петь.
Vrazhaje, scho tekst naspravdi ne fikcional'nyj, scho opysani absoljutno "normal'ni" rechi, scho avtorka i je odnym z golovnyh gerojiv, scho jij vdajet'sja pry c'omu zberegty jak vidchuttja real'nosti tak i vidchuttja absurdu (majsterno opysanogo dijstva).
P.S. dijsno taky, jak kazav poet, "Vs'o sm'eshalos' / Koni, ljudi", - navit' do c'ogo obgovorennja pidkljuchajut'sja javni personazhi, - maju na dumci "jurista-jestestvennogo-preobrazovatelja"
бррр
Но когда появляется малейший повод защитить интересы застройщика, который не скупиться на взятки и материальную поддержку властям, власти проявляют такое рвение, что диву даёшься.
Как говорится, кто платит, тот и заказывает музыку.
Чего стоит такой закон?
Но нет такого шанса. Нас просто игнорируют, доктор.
Интересно, Виталий, а почему это они покинут вечеринку, где им так весело плясалось?
как преподаватель литературы могу сказать об этом эссе, что оно интересное, побольше бы таких.
Анна пишет: "я понимаю и юриста, который смотрит на ситуацию с профессиональной точки зрения. конечно, коррупция в судах есть, но есть и необходимость защищать закон. если коррупция - то вообще не судить"?
Смешно и грустно читать все эти писания про закон, который необходимо защищать. Случай, который здесь обсуждается, в тысячный раз демонстрирует, что в Украине закон защищает только тех, кто платит. Крупный бизнес - застройщик - и купленные им чиновники десятки раз нарушили закон: начиная с этапа согласования проекта и заканчивая процессом строительства. Но власти, милиция, прокуратура и суд закрыли на это глаза. Более того, они открыто работают на застройщика, защищают его всеми силами, игнорируют и угрожают жителям соседних домов административными и криминальными делами.
Вот и всё. Странно, что находятся люди, которые воображают, что судебная система и государственная машина в Украине еще способны защищать собственные законы. Судьба уберегла от столкновения с реальностью?
Я хотел сказать, что прогнившее сверху донизу молодое украинское государство рано или поздно рухнет под собственной тяжестью. Вопрос в том, кого оно погребёт под своими развалинами - привилегированное меньшинство или подавляемое большинство.
2.na takyh tytanah-sluzhyteljah podvijnogo standartu, jak jurist, trymaetsja radioaktyvna kupa lajna - ukrainske sudochynstvo. ganba jomu i vsim, hto ignorue globalne bezzakonnja v ukraini
"Закон исковерканный для неблагонадежных", по которому пытаются избавиться от "нежелательных", их уничтожить, стереть, как ластиком ребенок стирает не понравившийся ему рисунок карандашом. Или "закон-призрак", который существует для тех, кто пользуется принципом «Казнить нельзя, заплачено!».
Вот только какой закон защищает юрист? Почему не противится незаконной застройке? Почему «государство» не защищает меня и еще миллионы таких как я, которые противятся абсолютному беспределу, который творится в рамках этой страны.
Вражає громадянська мужність протестувальників...
жодного твого слова.