StartseiteImpressum
Німецька література після Повороту: основні координати - PROSTORY Німецька література після Повороту: основні координати Листи Арно Шмідта - PROSTORY Листи Арно Шмідта Український літературний процес: фактор смаку - PROSTORY Український літературний процес: фактор смаку

В центре Европы / между политикой и поэтикой

По следам дискуссии с Юрием Андруховичем, Эстер Кински и Станиславом Муха.

В рамках конференции «Центр находится на Востоке. Литературные пассажи Востока и Запада», Берлин, 4-5 декабря 2009

Одним из первых ощущений центра была геометрия. Иголка циркуля прокалывала маленькую точечку в мягкой клеточной тетрадке, обводила ровный круг, и вот он готов – центр круга. Все, что оставалось за ним, было белым и несущественным, проще говоря – пустым, и только края придавали кругу форму круга, утверждая за центром право центра. После пришло понимание, что центр – это хорошо, потому, что быть в центре событий, равно как и быть в центре внимания – признак успеха, жить в центре города – признак престижа, а находиться в центре Европы – особая привилегия, предоставляющая право считаться важным или, как минимум, видимым. Так многие из нас поверили, что у Европы есть центр, а, значит, она сама может представлять определенную целостность.

Die_MitteВ 2002-м году польский режиссер Станислав Муха отправился на поиски средней точки Европы. Документальный фильм «Центр Европы» (2004), снятый во время путешествия, стал не только интересным кинематографическим событием, но и подверг сомнению некоторые современные представления о географии. Как оказалось, более семидесяти поселков и городов в двенадцати странах утверждают, что находятся в самом центре Европы. О чем свидетельствуют плиты, памятники и прочие отметки разной величины – от садового гнома в саду баварского пенсионера до огромной колонны под Вильнюсом. Непохожие друг на друга, провозглашенные в разное время разными людьми – от Наполеона до Папы Римского – разбросаны по Европе ее средоточия. Очень часто это заброшенные места в лесах и полях, где не видно ни авторитетной важности Брюсселя, ни пьянящего шарма Парижа, лежащего пыльным слоем культурных сенсаций прошлых веков. Центры прячутся на обычных окраинах, а иногда даже на границах, где не принимаются судьбоносные решения, не работает мобильная связь и нет ничего, что можно было бы внести в путеводитель.

Особая таинственность и неповторимость отдаленных территорий стала мотивом творчества немецкой писательницы Эстер Кински. И в то время как Станислав Муха в процессе поиска центра открыл для себя периферию, Кински осознанно выдвинула ее в центр своего художественного ландшафта. В дебютном романе «Летняя свежесть» писательница описывает венгерский пограничный курорт Üdülö, спрятанный от большого мира. «Меня завораживают именно дальние уголки, грани, где культуры сталкиваются и остаются на дольше, чем в больших городах, – комментирует писательница. – Так происходит, на мой взгляд, именно потому, что вдали от центра меньше манипуляций. Потому, что никому не интересна и не нужна эта местность». Ненужность, о которой говорит Кински, явление временное и относительное. Чтобы усомниться в нем, достаточно сравнить карты Европы начала, середины и конца прошлого века. Жителям Гданьска, Страсбурга, Ужгорода и многих других европейских, в том числе венгерских, городов удалось в двадцатом веке несколько раз поменять гражданство, не покидая свой город. Исторически так сложилось, что окраинные территории постоянно оказывались самыми большими жертвами от- и присоединений, не в последнюю очередь, потому что именно они определяли пределы государства. Их миссией всегда было сохранение целостности и утверждение за центром права центра, хоть и вразрез с геометрией. Такая нелегкая участь, конечно, и привела к постоянному столкновению культур, смешению языков и нравов, сохраняющих до сегодня необъятный литературный потенциал.

Идея познания географии художественным путем, однако, не нова. Другими словами, литература практически немыслима без пространства. Будь то кругосветные путешествия капитана Гранта или шатания Леопольда Блума по Дублину, месторасположение чрезвычайно важно; воссоединяясь со временем, оно создает внутреннюю систему координат. Неудивительно, что уже в тридцатых годах прошлого века Михаил Бахтин назвал хронотоп («времяпространство») формально-содержательной категорией литературы. Как реакция на постоянное перераспределение территорий в конце семидесятых появился новый термин – геопоэтика. Сформировался он в результате попытки шотландского писателя Кеннета Уайта создать прецедент некой культурной географии. Геопоэтика могла бы, по его мнению, художественно проникнуть в географию, разрушить существующие в мире границы и стать новым средством передвижения внутри культур. В 1989-м году Кеннет Уайт основал во Франции Институт, занимающийся интердисциплинарными исследованиями лингвистики, культуры, географии и других наук, и назвал его Институтом Геопоэтики. В том же году упала Берлинская Стена, и европейское пространство в который раз обрело новое измерение.

Теперь, спустя двадцать лет, геопоэтика относится к разряду модных понятий. Особенно в 2009-м году, когда Берлин превратился в гигантский политический конгресс по поводу Воссоединения – не только Германии, но и всей Европы – быть геопоэтом означает идти в ногу со временем. Все чаще можно услышать это волшебное слово из уст писателей и ведущих литературных конференций. С одной стороны, ничего удивительного. Когда еще, как не с перспективы в двадцать лет, осмысливать падение Стены и связанные с ним территориальные трансформации Европы? Этот срок, кажется, отдаляет прошлое именно настолько, чтобы, как с трехметровой вышки, посмотреть на него вниз, сохранить его в памяти, но сразу прыгнуть в воду, в творчество, скорее записать, пока не забылось, не стерлось, не исказилось. Кроме того, распространяется мнение, будто геопоэтически осмысливать Европу означает бросать определенный вызов геополитике. О таком понимании свидетельствуют названия чтений и статей вроде «Геопоэтика вместо геополитики» или «Геопоэтика побеждает геополитику». Но возникает вопрос, кто же кого побеждает. Ведь геополитика – термин, звучащий пусть авторитетно, но спорно. В наиболее сопоставимом с литературой понимании, он означает политическую интерпретацию географических условий. Но даже если предположить, что литература действительно двигается в таком направлении, пытаясь поэтически интерпретировать Европу (Азию, Африку и т.д.), нерешенным остается вопрос, равноправны ли эти интерпретации? Имеет ли смысл ставить их в один ряд? Ведь если да, получается, литература играет уже не художественную, а своеобразную оценочно-политическую роль в воспроизведении контекстов истории и географии.

Но вернемся к героям геопоэтики – геопоэтам. Украинский писатель Юрий Андрухович уже давно известен своим критическим топографическим взглядом. Легенда о центре Европы, находящемся в г. Рахов Закарпатской области, как и принадлежность родного Ивано-Франковска разным странам на протяжении истории, вдохновили Андруховича на пространственно-литературные поиски и сделали передвижения одним из главных мотивов его творчества. «В моем следующем романе, - рассказывает Андрухович берлинской публике почти по секрету, - будет идти речь о разных городах в алфавитном порядке, некоторые из которых, возможно, еще предстоит посетить». Другую геопоэтическую идею Андруховича воплотил его давний литературный проект «Поезд 76». Виртуальный поезд художественно реконструирует маршрут времен железного занавеса, соединявший страны восточного блока – от Балтийского до Черного моря. В проекте акцентируются страны Центрально-Восточной Европы или, словами Андруховича, «Восток, который находится в центре».

Сей загадочный Восток, со всеми его столицами и перифериями, границами, войнами, выселениями и миграциями, действительно сместился этой осенью в самый центр. Кроме многочисленных конференций, выставок и телепередач на западно-восточные темы – Нобелевская премия по литературе Герте Мюллер, описывающей в своем последнем романе историю депортированного румынского немца в советский ГУЛАГ. Сопоставление не ставит под сомнение исключительный писательский талант Герты Мюллер, но свидетельствует о чрезвычайной политической актуальности темы романа.

Кроме страсти, таланта и чутья к духу времени за написанием произведения на историко-географическую тематику (назовем её так) обычно стоит долгий процесс сбора информации и переездов, которые требуют особого финансирования. За последние пять лет около двадцати книг на немецком языке, в числе которых романы Герты Мюллер и Эстер Кински, были написаны в рамках отдельной программы фонда имени Роберта Боша. Фонд Halma поддерживает подобные инициативы на локальном уровне в еще 26-и странах. Стоит ли здесь упоминать, что украинские или, например, русские, писатели практически исключены из этого геопоэтического полилога? А те, кто имеет возможность принимать в нем участие, тоже получают помощь от западных фондов. Все бы хорошо, вот только иногда приходится подстраиваться. Так, например, следующая остановка уже упомянутого литературного поезда Юрия Андруховича – Швейцария. Сам Юрий комментирует этот факт с улыбкой: «На первый взгляд, выглядит абсурдно, но Швейцария тоже в своем роде изолированная страна». Тут ничего плохого, конечно, нет. Просто поезду, чтобы следовать, нужны деньги. И если они есть в Швейцарии, направление меняется. Так, в общем-то, поступают многие культурные проекты в Украине, живущие или выживающие на деньги западных фондов. Постоянно адаптируясь под требования грантодателей, они постепенно принимают новые форму и содержание, мимикрируют. Иногда расширяются, иногда сужаются. Но и это, если повезет. Ведь тот, кто хоть раз заглядывал в статистику поступлений средств в Украину из-за границы, неважно какого года, знает, что культура – не приоритетная сфера.

Впрочем, изменению маршрута «Поезда 76» можно было бы легко найти и другое оправдание. Через двадцать лет после падения Стены, когда Запад объединился с большинством восточноевропейских стран и уже стерлись некоторые табу, пришло и для Украины время взглянуть на пространство по-новому. «Поезд 76» мог бы стать тем мифическим средством передвижения, о котором мечтают многие украинцы, позволяющим без виз и препятствий покидать территорию своей страны и двигаться дальше в любом направлении. Чтобы открывать новые страны, переосмысливать историю и проникать в общую культурную географию Европы. Такое объяснение отлично бы вписалось в актуальный общественно-политический дискурс, старательно работающий над конструированием европейской идентичности украинцев.

Но какова же все-таки роль литературы в этом процессе? Европейская идентичность подразумевает существование некой единой культуры, совместных ценностей и общей исторической памяти. Может ли литература взять на себя важную политическую миссию, такую, например, как воспроизведение западно-восточной европейской исторической памяти 20-ого века? И действительно ли речь об истории? Ведь литература, вновь и вновь проникая в прошлое, сочиняет его заново, демифологизирует и мифологизирует его, в конечном итоге, художественно расщепляет его на составные частицы. Как говорит Станислав Муха: «Всякий раз меня охватывает чувство, что, снимая документальный фильм, я совершаю убийство. Будто я вижу это: стоит мне отвернуться, и все рассыпается». И хотя слова по-другому обходятся с реальностью, чем изображения, уничтожения не избежать и в тексте. Пытаясь воспроизвести когда-то живое, мы убиваем прошлое основательно, оставляя только титульные страницы книг, которые, в свою очередь, складываются в канцелярскую папку под названием «европейская история», «европейская идентичность» или в какую-нибудь другую.

Воспринимать всю литературу на европейскую тематику под таким углом было бы, конечно, несправедливо. Кроме того, мечтать о литературе, абсолютно оторванной от политики, истории и географии, просто смешно. История литературы неоднократно доказала невозможность такого разделения. Откровенные столкновения и пересечения литературы и политики в настоящее время, их объединение в дискуссиях и изданиях говорят о том, что независимой от политики поэтики не существует. И, возможно, для сохранения автономности литературы геопоэтам нужно не пытаться победить политику или взять на себя некоторые ее функции, а внимательно всматриваясь в нее, оставаться, в первую очередь, поэтами.
 
Comments (3)
1 Mittwoch, 16. Dezember 2009
Ждем русских переводов Андруховича.
2 Mittwoch, 16. Dezember 2009
Так багато слів. Боже, як багато правильних слів ні про що.
3 Donnerstag, 17. Dezember 2009
Хорошая статья. Спасибо! Интересно, как источники финансирования определяют культурный процесс в Украине, интересно - на сколько? Вообще хотелось бы подробного описания этой новой модной терминологии, анализа её. Ведь Европа становится империей, со всеми вытекающими.

Add your comment

Your name:
Comment:


Das Design Alexander Kanarskiy © 2007. Alle Rechte sind geschützt.
Unter Anwendung von den Materialien ist die Verbannung auf prostory.net.ua obligatorisch.