Моя выставка, подготовленная вместе с куратором Наталией Чермалых, «Своя комната» по первоначальному замыслу должна была открыться 20 марта в Центре Визуальной Культуры в Киеве. Предполагалось, что она сменит экспозицию Женского Цеха и станет поводом для новой дискуссии о телесных практиках вне оппозиции мужского и женского, о нашем политическом воображаемом сексуальности и переплетающихся представлениях о любви, страхе, желании, чувстве вины, отверженности и защитном потенциале сообществ. В фотохудожественном проекте, который я готовила на протяжении года, участвуют люди, открыто и мужественно заявляющие о своей квир-позиции, гомосексуальности и гомосоциальности. Наша совместная работа была направлена на преодоление безмолвия и на обнаружение коллективного в опытах индивидуальных травм, связанных с исключением и идентичностью. По предварительным договоренностям выставка фотографий и текстов должна была сопровождаться отдельной дискуссионной и лекционной программой, подготовленной сотрудниками кафедры социологии Киево-Могилянской Академии. И это жизненно важно для данного проекта, одна из целей которого – поиски преобразований общественных практик.
Выставка была уже полностью готова и спланирована, работы напечатаны в соответствии с галерейными помещениями Центра визуальной культуры, когда 12 марта Президент Киево-Могилянской академии Сергей Квит, ссылаясь на «аварийное состояние здания», запретил отдельным приказом проведение выставок и мероприятий в Староакадемическом корпусе, где с октября 2008 года работает Центр. В непредназначенных для этого галерейных помещениях было приказано разместить архив рукописей. До сегодняшнего дня я надеялась, что выставка все же будет открыта, как и сам центр. Мне казалось, что просьбы преподавателей академии и многочисленные письма в защиту ЦВК возымеют свое действие.
Закрытие Староакадемического корпуса для ЦВК – последнее и ключевое в целом ряду политических решений руководства академии, направленных против наиболее продуктивного и интенсивно развивающегося её научного центра. Уничтожение галерейных помещений, которые сыграли столь весомую роль не только для развития современного искусства в Украине, но и для формирования художественной и научной сред, - на взгляд администрации академии должно, по всей видимости, положить конец длинной истории взаимодействия на личностном, социальном и культурологическом уровнях, лишив неугодное сообщество платформы и публичного пространства. Этому решению предшествовало закрытие выставки «Украинское тело» 10 февраля и обвинение художников и активистов Центра визуальной культуры в пропаганде порнографии. Написанные учеными со всего мира письма в защиту Центра, среди которых – письма от Славоя Жижека и Александра Квасневского, были оставлены без внимания. Случился и кратковременный допуск в помещения с 1 по 10 марта для проведения акций Женского Цеха, работы которого (среди них помимо моих, работы Анны Звягинцевой, Алевтины Кахидзе, Умной Маши, Леси Хоменко, Жанны Кадыровой, Алины Копицы, Оксаны Брюховецкой), подобно заложникам, остались на стенах внезапно закрытой галереи.
Яростные попытки уничтожить актуальное, публичное пространство затрагивают одновременно коллективную и индивидуальную жизнь. В то же время они свидетельствуют: время девальвации художественного высказывания подошло к концу. Художественная работа вновь обретает социальную значимость и становится заметной в глазах властного дискурса. Она не только создает сообщества, воплощает утопию и способствует сближению и взаимопроникновению групп людей, она может вызывать страх и отторжение такой силы, что не только выставка, но и целая институция становятся объектами культурной политики, направленной на их устранение с поля видимости и слышимости. Руководство академии открыто заявляет о логике своих действий, пусть и прибегая для этого к анекдотично примитивным аргументам. На наших глазах восстает из пепла, пытается снискать общественное одобрение экономика ценностей, предпочитающая дискуссиям – акты цензуры, выставкам – их отсутствие. Гетерогенную междисциплинарную среду с отдельными центрами, живущими своей жизнью, такая экономика видит как помеху и проблему, решение которой лишь вопрос времени. Однако носителей заявленных идей ждет очевидное разочарование. Сообщество, возникшее вокруг Центра визуальной культуры, безусловно, нуждается в публичном пространстве, но не обречено на распад ввиду его временного отсутствия.
Один из разделов последней выставки кураторского объединения Худсовет, «Трудовой выставки», состоявшейся в Центре визуальной культуры в ноябре 2011 г., был посвящен труду художника. В основе высказывания лежало желание сделать очевидным, видимым и ценным труд, возникающий вследствие общественных и экономических связей, проявить связь между «произведением» и процессом работы над ним. Дискуссии о выставке лишь изредка затрагивали этот вопрос, являющийся ключевым для возможности автономии художника и независимости художественного высказывания. Одним из очень немногих мест, где возможно не только заявить подобную тему, но и показать связанные с ней практики (как это случилось во время Женского Цеха) является Центр визуальной культуры.
Недавнее закрытие без видимых причин галерейных помещений ЦВК перечеркнуло коллективную работу по подготовке проекта к выставке, программу лекций и дискуссий, предполагавшую участие молодых исследователей и активистов. В последующем после закрытия телефонном разговоре Президент академии сказал обо мне, что «хорошо знает эту художницу, которая уже достаточно много раз выставлялась в ЦВК в этом году». Присвоив себе в очередной раз функцию Художественного Совета образца застойных времен, этот чиновник считает, что вправе решать, кто выставляется «слишком часто» и какое искусство на самом деле таковым не является. И, как ни парадоксально, даже на фоне столь бессмысленного обесценивания нашего общего труда, Центр Визуальной Культуры при НаУКМА продолжает для меня и многих других оставаться пространством защищенным, придающим силы для освоения травматичных и болезненных территорий.
Реплики
Володимир Кузнецов
Якщо через своє боягузство та недалекоглядність ставити репресивні рамки на вивчення, пізнання та творення нового, невідомого чи незвичного, ставити рамки для творчості та розвитку - можна залишатися й надалі недалекоглядним боягузом у своїй печері. ЦВК - чи не єдиний науково-мистецький простір, відкритий для навчання та експериментів, і, чи не єдині заборони, оголошені центром - це заборони на репресії.
Никита Кадан
Во всех нападках могилянского руководства на Центр визуальной культуры и выставку "Украинское тело" сквозят два стереотипа. Первый - что современное искусство это некая маргинально-полузапретная сфера, нечто постыдное. Оно должно потребляться зависимыми от него людьми в специально отведенных местах (клиниках?). А на фасаде общественной жизни, к примеру, в "святых" стенах Староакадемического корпуса, ему не место. Обычная риторика ультраконсерваторов, зачищающих публичное поле: "У себя дома можете заниматься чем хотите, но там, где могут увидеть дети (или несовершеннолетние абитуриенты, или их родители, или пожилые люди, или люди религиозные) - никогда!"
Второй - то, что современное искусство это занятие несложное и усилий не требующее. Зашел, осквернил, надругался - минутное дело! А если выставка запрещена - художники должны быть благодарны. Чего же они хотели, как не скандала? Это же реклама! О труде художника речь перестает идти вообще, равно как и о материальном присутствии произведений где-то за закрытыми дверями - теперь они лишь фантомы обывательских страхов, картинки с затушеванными частями, иллюстрации к репортажам о "скандальной выставке".
Лада Наконечная
Такой простой жест— закрыть. Открыть же намного сложнее. Открывая ты устремляешься в неизвестное. Вязкое, не сформированное. Страшное?
То, что закрыто, уходит в зону невидимого и исчезает. Его легко забыть, отвлечься на что-то другое. Закрытые двери замечаешь, если остановился — но если идешь, спешишь, бежишь...
Помещение Староакадемического корпуса имеет длительную историю. Множество времени, усилий, не одного человека, а многих, было потрачено. Чтобы сделать его открытым. Было потрачено?
Это место стало открытым не сразу — оно приобрело такой статус (благодаря и вопреки) и даже успело закрепить его за собой. Таких мест немного, автономных, где приветствуется процесс, где возможен эксперимент. Где возникает дискуссия, критика, сомнение... даже молчание. Ведь для того чтобы сказать, открыть, нужно время, нужно усилие.
А закрыть так просто.